Жительница поселка Мирный:

«В концлагерях меня спасала бабушка»

Александра Мясоедова в 11 лет стала узницей лагерей смерти

Скоро исполнится 70 лет со дня окончания войны. Но те, у кого она отняла детство, заменив его кошмаром смертей и издевательств, помнят каждый военный день, как

вчера, хотя и не любят говорить об этом. Ужасы войны и концлагерей Александра Максимовна  Мясоедова знает не по­наслышке – около четырех лет она жила рядом со смертью, каждый день видела ее страшное лицо. Остается только удивляться: откуда в простой женщине, недавно отметившей свое 85­летие, в ее взгляде, общении, поведении, столько сил, терпения, выдержки, такого глубокого содержания, врожденной культуры.

Какое ­то царское благородство сквозит в каждом ее жесте, даже в том, как прическу поправляет, в фигуре, в общении. В ее рассказе о своем страшном детстве, от которого кровь стынет, не прозвучало ни одной нотки обиды или жалости к себе. Стараюсь не вспоминать о своем детстве, которого у меня, по сути, и не было, – начала свой печальный рассказ Александра Максимовна. Сама я с Ор­ловщины. Отца не стало в год моего рождения – в 1930 году. Братьев и сестер не успели отец с мамой нажить. Я одна у них

была. Жили с бабушкой Акулиной Михайловной, благодаря которой я выжила во время наших мытарств по концлагерям. До Великой Отечественной войны мы жили, как все. Я училась, успела окончить четыре класса школы. Мама работала в колхозе, была передовиком.   15 сентября 1941 года в наше село вошли немцы. Война покатилась дальше на восток, а мы оказались в немецком тылу. Мамы тогда не было дома, она погнала колхозный скот на Воронеж – шла эвакуация. Мы с бабушкой были одни. Фашисты заняли дома, выгнав хозяев, которым пришлось жить в землянках. Нас с бабушкой заставили работать в поле – немцы да полицаи из деревенских гоняли. Мы убирали хлеб, жали серпами. Урожай был как никогда, но все добро увозили в Германию. Мама вернулась домой больной – где- то заразилась тифом. 19 мая 1942 года она умерла. И мы с бабушкой остались совсем одни .Фашисты старались как можно больше здоровых женщин и детей отправить в Германию – им нужна была рабочая сила. И вот в один из августовских дней 1942 года нас с бабушкой, которой шел 83 год, а мне на тот момент было 11 лет, привели на площадь села, куда уже согнали много людей. Нас рассадили на телеги и повезли. Куда? Вскоре выяснилось: в Брянскую область. Вот с того дня и начались мои мытарства. Как ни стараюсь я забыть то время, но чем дальше от тех лет уводит меня жизнь, тем чаще, отчетливее и ярче, до мельчайших подробностей, приходит все это ко мне по ночам в снах и воспоминаниях. Бывает, проснусь, лежу, и все перед глазами проплывает: вижу себя, маленькую, в стоптанных ботиночках, в которых пол Европы прошагала, и бабушку с котомочкой да с палочкой в руках. Больше ничего у нас не было в нашем длительном «путешествии».

На Брянщине на телегах доставили нас на железнодорожную станцию Аркинь. Загрузили в эшелон. Через пару суток мы оказались в городе Брасов. Там находился пересыльный концлагерь, куда нас и поместили. Жутко было: колючая проволока, вооруженные фашисты на вышках, вой сирен, лай овчарок, которым иногда для развлечения немцы отдавали больных, истерзанных пленных, и собаки разрывали людей. Тысячи узников из Белгородской, Орловской, Воронежской, Брянской и других областей жили там в деревянных блокгаузах. Кормили скудно – хлеб с опилками да вода. Иногда баланду давали. Многие умирали. И я навряд ли выжила бы, не будь рядом бабушки. Делала все она, чтобы сберечь меня, и сберегла. Свою еду отдавала мне, иногда выбиралась за колючую проволоку на картофельное поле, которое было рядом, и приносила мне картошку. Никогда не забуду ее, всю жизнь благодарна ей. Помню, была осень глубокая, 1943 год. Налетели советские самолеты, стали бомбить. Бомбы падали и на лагерь с пленными. Немцы в панике разбежались, с вышек прыгали. И мы, кто куда, – бегом. Мы с бабушкой в картофельном поле, где по ночам картошку рыли, попытались схорониться. Но улетели самолеты, и немцы вновь всех согнали. А потом нас погрузили в эшелоны, и вскоре мы оказались в городе Локти. После этого узников подержали несколько дней в селе Городище, оттуда доставили в Белоруссию, в город Лепиль. А уж из этого города нас пешком погнали до концлагеря в город Дятлов. Когда шли, случилась беда: на бабушку наехал немец на мотоцикле. Идти дальше она не могла, так и осталась лежать на дороге.

Страшное дело, что творилось со мной. Столько переживаний: что будет с ней и со

мной дальше? Несколько месяцев мы находились в этом концлагере, а затем нас

погнали в Чехословакию. К моей радости, там в одном из лагерей я встретилась с ба

бушкой, ее тоже привезли туда. С ней мне снова стало легче.Но и в этом лагере долго нас не держали – в Германии нужны были рабочие. И узников погнали дальше на запад. В городе Люблино, это уже Польша, мы попали в огромный концентрационный лагерь. Здесь находились люди из многих стран, но основная масса узников – из Советского Союза, русские. В 1944 году нас доставили в конечный пункт назначения – в Германию, в город Файкельбург. Там располагался один из тех концлагерей, из которых немцы разбирали доставленных пленных для работ. Меня, бабушку, девочку Женю и тетю Аню, с которыми мы успели подружиться в лагерях, забрал к себе один пожилой немец. Он привез нас в Восточную Пруссию, в свое поместье. Здесь мы должны были обрабатывать его поля, ухаживать за скотом, убирать в его доме. В общем, мы батрачили. Здесь нам полегче стало, немец не обижал. У него много было таких батраков, а особенно много

мадьярок, которые доили большое стадо коров. Приближался фронт. Наши войска давали знать о себе. В декабре 1944 года наш хозяин со своей семьей бежал. Предлагал и нам уехать в Западную Германию. Многие уехали, но мы с бабушкой отказались.

Еду я на Родину.  Пришло долгожданное освобождение. Сотрудники Международного Красного Креста позаботились о нас – одели, кормили усиленно, лечили. А наши, советские, начали с того, что всех долго допрашивали. После всего этого нас доставили в пересыльный миграционный лагерь в городе Гамбург. И опять начались лагеря, только

после нашего освобождения. И опять – эшелоны, пешие марш броски. Но теперь

было легче – домой же путь держали. Помню, всю Варшаву мы прошли пешком. А потом опять попали в концлагерь города Люблино. Несколько дней там продержали нас – шло формирование для отправки пленных по областям. Эшелоны один за другим увозили людей из застенков ада.25 апреля 1945 года мы с бабушкой вернулась домой. А вскоре после этого она ушла из жизни – в декабре умерла. Перед смертью сказала мне: «Я в эти страшные годы только и жила для того, чтобы тебя сберечь, домой вернуться».Село наше было разорено, вместо дома – пепелище. Люди жили в землянках да в приспособленных под жилье окопах. Я осталась одна, приютили чужие люди. Питалась обратом и щавелем. Свадьба длиной в 65 лет. В 1947 году многие стали вербоваться на работы в Ленинград. Александре Максимовне шел 17 год. И она попала на стройку в город Ижор. На послевоенных стройках, когда страну поднимали из руин и пепла, судьба свела ее с ее будущим мужем Николаем Иосифовичем, род которого берет начало в хуторе Землянка Воробьевского района. Он – отменный строитель, плотник. В 1950 году сыграли скромную свадьбу. После Ижора переехали на новое место жительства в Новохоперский район, а в 1964 году – в Воробьевский, где и проживают сегодня в поселке Мирный. Недавно справили железную (сапфировую) свадьбу. В любви, в согласии, в добре прожили они вместе 65 лет, вырастили, подняли на ноги троих детей – сына Валерия Николаевича и двух дочерей: Людмилу Николаевну и Валентину Николаевну. У Валентины они и живут сегодня. Род продолжается, растут двое внуков, трое правнуков. Гордятся дети и внуки своей героической бабушкой, работящим и все умеющим дедушкой. Могли бы долго слушать рассказ воспоминание бабушки о долгой и страшной ее дороге в неволе, но она не любит эти рассказы.На вопрос, нет ли желания вновь посетить те места, где довелось не по доброй воле побывать, Александра Максимовна ответила: Никогда. Ведь это – дорога в ад, забравшая мое детство.